Святой Димитрии Донской Валерий Михайлович Воскобойников Под духовным руководством святителя Алексия, митрополита Киевского и всея Руси, князь Димитрий стал мудрым правителем Русской земли. По благословению преподобного Сергия Радонежского он вывел войско навстречу полчищам Мамая и одержал победу. Валерий Воскобойников Святой Дмитрий Донской Трудные времена Когда Димитрий Донской был еще ребенком малым, он жил вместе с матерью Александрой Васильевной и отцом Иваном Ивановичем то в Москве, то в Коломне, а то в Звенигороде. Отец Димитрия был князем. За красоту его прозвали Красным, иначе говоря Красивым. В те годы Русь переживала страшные времена. Русские земли поработили монголо-татарские племена, которые пришли из далеких степей. Эти народы вели кочевую жизнь, любили простор, жили в юртах, а городскую жизнь и труд земледельцев презирали. Дикие орды их повытоптали поля, пожгли города и селения, поубивали их жителей, а тех, кто не успел укрыться в лесах, превратили в рабов. Страдания земли Русской от чужеземного ига продолжались уже больше ста лет. Больше ста лет русские князья подчинялись ханам из Золотой Орды и собирали для них дань со своего народа. Но все-таки Москве жилось спокойнее. Великий князь Иван Данилович, внук Александра Невского, сумел договориться с ханами, чтобы они не посылали своих воинов в его земли для сбора дани. Он сам привозил дань ханам. При нем Москва быстро богатела и строилась. Из разных других земель переселялись в Московское княжество простые землепашцы и ремесленники, а также знатные воины-бояре. Иван Данилович понемногу приращивал Московское княжество, расширял его пределы, прикупая новые земли, не зря же его прозвали «сумой денежной» — Калитой. Когда Ивана Калиту с почестями похоронили, стал на Москве княжить сын его, Симеон Гордый, старший брат Ивана Красного. При Симеоне Москва еще больше усилилась, потому что его за честность и строгость уважали все русские князья. И Димитрий Донской родился как раз во время его княжения. Случилось это во вторник, 12 октября 1350 года, когда студеные ветры срывали с деревьев рыжие листья, а по утрам лужи подергивались тонким ледком. Через две недели православные праздновали память святого мученика Димитрия Солунского, покровителя воинов. Потому и новорожденного назвали Димитрием. Только Димитрий плохо помнил своего дядю. А все потому, что, едва Димитрию исполнилось три года, на Русь пришло новое бедствие — чума. Страшное это моровое поветрие зародилось в дальней дали — в Китае. Торговые караваны перенесли его по Великому шелковому пути в Золотую Орду. Оттуда чума перешла в крымские города. Торговые корабли генуэзцев привезли ее в Италию, откуда она распространилась по всей Европе. На Русь чума попала с немецкими купцами через Псков. И скоро «черная смерть» в считаные недели выкашивала целые селения. Не обошла она стороной и Московское княжество, где умерла половина жителей. Димитрию и отцу его, Ивану Красному, повезло, они остались живы. А вот великий князь Симеон Гордый и два его малолетних сына стали жертвами «моровой язвы». Иван Иванович Красный Тогда-то отец Димитрия и стал неожиданно для самого себя великим князем. За ярлыком на великое княжение Ивану Ивановичу Красному пришлось ехать в Орду. Туда сразу помчались и другие русские князья, потому что каждый хотел сделаться старшим над князьями. И московские бояре сильно тревожились, переживали. «Уж больно тих твой отец и незлобив, смиреннее овцы. А ну как оттеснят его другие князья?» — говорили бояре Димитрию, думая, что он мал и потому ничего не поймет. Только Димитрий уже все понимал. И запоминал. Старшим среди бояр был его дядя, Василий Васильевич Вельяминов. Он числился тысяцким. Так тогда называли выборного градоначальника. Это его сестра Александра стала женой молодого князя Ивана Красного, а потом матерью Димитрия. Поэтому, пока не было отца, боярин Вельяминов часто заходил проверить, хорошо ли следят слуги за племянником, маленьким Димитрием. Отец вернулся из Орды великим князем, на радость московским боярам. И еще один взрослый, важный человек заботился о мальчике, а потом заменил ему отца. Звали его владыкой Алексием. Владыку Алексия слушались на Руси все православные, потому что был он митрополитом Киевским и всея Руси. Митрополит Алексий Митрополит Алексий слыл на Руси чудотворцем. Мудрый и крепкий верой, не раз спасал владыка Русь от жестокостей Золотой Орды. Про его чудесные деяния ходило немало историй. Рассказывали, что в двенадцать лет привиделся будущему владыке чудный сон. Расставлял он летом в поле силки, сети для ловли птиц. А кругом разливались медовые запахи трав, солнце пекло. И захотелось отроку Елевферию (так его нарекли при Крещении) вздремнуть. Вытянулся он посреди луга на теплой траве и только заснул, как услышал голос: «Зачем трудишься напрасно, Алексий? Не птиц взращивай — людей для меня!» Проснулся отрок, огляделся: кругом никого. Что за голос такой он слышал? Откуда? И если к нему обращен был тот голос, почему его назвали Алексием? Часто думал об этом Елевферий. И все продолжал читать книги святых отцов и молиться Господу. Когда же ему исполнилось девятнадцать лет, решил он уйти из родительской семьи, чтобы посвятить свою жизнь Богу. С тем и пришел в Богоявленский монастырь в Москве, а игуменом там был старший брат великого чудотворца Сергия Радонежского, Стефан. — Хорошо ли ты подумал, юноша? — строго спросил отец Стефан. — Не трудна ли будет монастырская жизнь для боярского сына? Елевферий происходил из знатного рода. Отец его, прославленный воин Федор Бяконт, пришел в Москву из разоренной Черниговской земли вместе с семьей, домочадцами и сильной дружиной, чтобы служить князю Московскому. Воспреемником Елевферия при Крещении был Иван Данилович Калита, дед Димитрия. Игумен Стефан и сам вышел из боярской семьи, которая, обеднев, перебралась из Ростовского княжества под Москву, а потому понимал, какие испытания ожидают послушника в обители. — Много думал, отче, — ответил Елевферий. — Молю, прими меня в свою обитель. — Коли так, наречен ты будешь Алексием, — объявил игумен. Елевферий даже вздрогнул: значит, не зря чудный голос во сне назвал его этим именем! Так в правление Ивана Даниловича Калиты и начал свой монашеский подвиг труда и молитвы юный инок Алексий. Все, кто знал отца Алексия, удивлялись его доброте, мудрости и усердию. И когда надо было избрать епископа Владимирского, выбор сразу пал на него. А со временем избрали владыку Алексия пастырем всей Русской Церкви. Через моря и горы отправился он в Царьград, чтобы Патриарх, который там жил, поставил его митрополитом всея Руси. Два года владыка Алексий прожил в этом удивительном городе, столице православного мира. Патриарх вел с ним беседы на греческом языке и радовался его мудрости, доброте, учености, а потом, благословив, отпустил на Русь. Отец Димитрия, Иван Красный, во всем слушался митрополита. Может быть, именно оттого некоторые называли его не Красным, а Кротким. При Иване Кротком кроме сына Димитрия воспитывался еще малолетний племянник Владимир. И никто не догадывался, что через двадцать лет Димитрий с Владимиром осмелятся сразиться с Золотой Ордой и победят ее войско. Димитрия нарекут за это Донским, а Владимира — Храбрым. Чудесное исцеление татарской царицы Когда Димитрий был еще мал, случилась с митрополитом Алексием удивительная история, слух о которой разнесся далеко. В те годы Золотой Ордой правил татарский хан Джанибек. У хана была любимая жена, Тайдула. Заболела она и стала слепнуть. Призывал к ней хан лекарей из многих стран Востока и Запада, но ни один не смог помочь. Слуги водили беспомощную Тайдулу под руки от шатра к шатру, и горько было хану видеть такое. «Не позвать ли тебе в Орду священника из Москвы? — спросили однажды советники хана. — Во всем мире говорят о его учености и даре творить чудеса. Стоит ему попросить своего Бога об исцелении, как любой недуг отступает». Джанибек последовал их совету. Прислал он великому князю, отцу Димитрия, письмо с такими словами: «Жена наша, и ты об этом знаешь, уже три года как ослепла. Слышали мы, что ваш Бог творит чудеса излечения по молитве главного твоего священника Алексия. Пришли же его ко мне поскорее, и да испросит он у вашего Бога здоровья для нашей супруги!» Такое вот послание доставили великому князю гонцы, которые мчались день и ночь без отдыха, лишь успевая менять лошадей. Князь Иван Красный прочитал письмо и растерялся. Как быть? Не выполнишь приказ хана, тот сразу пришлет тысячи своих воинов, и русские города снова будут разграблены и сожжены, жители их сложат головы или будут угнаны в ордынский плен. — Ты мне вместо отца, — сказал великий князь, позвав митрополита в свои палаты. — И теперь я ума не приложу, что нам делать. Не лучше ли тебе спрятаться на время? А я отвечу хану, что ты из Москвы уехал неизвестно куда. — От беды лучше не прятаться, — печально ответил владыка Алексий. Не знал он, по силам ли ему исполнить такое чудо. — Не я ли сам учил тебя идти навстречу испытаниям? Пусть же будет так, как решит Господь. Я поеду к Джанибеку. Перед отъездом митрополит Алексий отслужил молебен в Успенском соборе, главном храме Кремля. Здесь стоял гроб святого чудотворца митрополита Петра, которого все на Руси знали и любили. И случилось чудо: свеча у гроба чудотворца зажглась сама собой. Это было доброе знамение. Господь благословлял митрополита на трудное испытание! Владыка Алексий взял от той необыкновенной свечи немного воска и слепил из нее маленькую свечечку. С нею и отправился в путь. Пока святитель ехал в ханскую столицу, Тайдуле приснился сон: она увидела владыку Алексия в архиерейском облачении в окружении священников. Проснувшись, ханша повелела приготовить для митрополита Алексия точно такие драгоценные одежды, какие видела во сне. А когда святитель въехал в столицу Золотой Орды, навстречу ему вышел сам хан Джанибек и принял его с почетом. Владыка Алексий вошел в шатер, где сидела слепая Тайдула, поговорил с ней приветливо и начал служить молебен. Поставил икону, зажег рядом с нею ту самую свечечку и после долгих молитв окропил ханшу святой водой. А потом громко воскликнул: — Открой же глаза и взгляни на нас! Тайдула открыла глаза и увидела своего мужа, митрополита Алексия — точно таким он представился ей во сне, — икону, горящую свечечку и священников, которые замерли, пораженные чудом. — Я снова вижу! — воскликнула она счастливо. — Не сон ли это?! Последние три года я видела свет только во сне! На радостях хан обещал не чинить обид великому князю Ивану и православному митрополиту Алексию. Жаль, прожил Джанибек недолго. Хан давно собирался в поход на Персию. Теперь он смело покинул столицу и завоевал богатый город Тебриз, основанный, по преданию, любимой женой мудрого и справедливого халифа Харуна ар-Рашида, героя сказок «Тысяча и одна ночь». Покорив Тебриз, Джанибек вывез отсюда несметные сокровища — для перевозки одних лишь вьюков с драгоценностями понадобилось четыреста верблюдов. Сказочное богатство помутило разум ханского сына Бердибека, который злодейски убил отца и двенадцать родичей. Митрополит Алексий еле успел выехать из Орды. Едва он вернулся в Москву, как следом за ним примчался гонец нового хана. «Или ваши церкви и города пришлют мне все, что есть в них ценного, или я выхожу с войском, и головы ваши будут торчать на кольях вдоль дороги от Москвы до моей столицы», — грозил обезумевший от алчности ордынский владыка. Великий князь Иван созвал на совет бояр и митрополита. — Отдадим хану все, что есть, — умрем с голоду. Не отдадим — перебьет он нас и возьмет все сам. Не знали бояре, что ответить, и обратили взгляды на митрополита: — Отче! Один ты спасешь нас! Тебя чтит сама Тайдула. Поезжай в Орду снова, уговори ее помочь нам. Она все же мать новому хану. Сама земля Русская просит тебя об этом. Снова митрополит Алексий помолился в Успенском соборе и отправился знакомой дорогой. А князья, бояре, купцы, весь народ, богатые и бедные, со страхом ждали, что выйдет из этого посольства. В столице Орды владыка Алексий встретился сначала с матерью хана. — Ты мой самый почетный гость, — сказала Тайдула. — Я попытаюсь исполнить все, о чем просишь. Мой сын — человек странный. Иногда он весел и ластится ко мне, как котенок, а порой злее шайтана. И тогда даже я боюсь его. Все-таки ханша смогла смирить лютый нрав сына, да и митрополит тому способствовал — разговаривал с Бердибеком спокойно и мудро. — Поезжай в свою Москву. Не обижу ваши земли. А если кто другой обидит — тому смерть. — Такими словами закончил разговор хан. Все жители земли Русской, узнав о том, от радости плакали, обнимали друг друга и звонили в колокола. В Москве владыку Алексия встречал сам великий князь с семьей и с народом. Семилетний Димитрий выступил вперед и, к удивлению всех, громко сказал: — О владыко! Ты подарил нам мирную жизнь. Как выказать нашу любовь к тебе? Митрополит положил ему руку на плечо и тихо улыбнулся: — Только одним — заботой о земле Русской! Этот разговор слышали многие и долго передавали из уст в уста, удивляясь уму княжича. «Растет надежда Руси», — говорили бояре. Возвращение владыки Алексия Митрополит Алексий успокоил Отечество и уехал в Киев. Когда-то Киев был самым красивым и самым богатым на Руси городом. Оттуда великие князья, чьи имена вошли в легенды, правили многими племенами. Но во время нашествия хана Батыя киевские храмы были порушены и сожжены, те из жителей, кто остался в живых, разбежались. Так и лежал этот город в развалинах больше ста лет. Митрополит Алексий мечтал восстановить Киев и снова соединить его земли с московскими. Ведь вера повсюду оставалась одна. Только не суждено было этому исполниться. Прошло два года его киевской жизни, и умер великий князь Московский Иван Иванович, которого за красоту называли Красным, а за смиренный нрав — Кротким. Его сыну Димитрию к этому времени не исполнилось и десяти лет, а племяннику Владимиру — шести. И митрополит поспешил в Москву к своим воспитанникам. «Я не оставлю тебя, — сказал владыка Алексий плачущему Димитрию. — Знаю, отца не вернешь, но постараюсь его заменить». А князья русские уже спешили в столицу Орды. Один мечтал сделаться великим князем — ведь невозможно, чтобы Русью правил десятилетний ребенок? Другой просто хотел подольститься к новому властителю. В Орде тоже сменилась власть. Был убит Бердибек, которого митрополит Алексий убедил быть милостивым к Руси. Его место занял другой хан. Но и тот правил лишь несколько месяцев. Его зарезали, и во главе Орды стал третий. Третий тоже управлял недолго — убили и его. — Надо Димитрию ехать в Орду, — сказал владыка Алексий, — раз другие князья из своих городов отъехали. — Он же еще отрок! Не опасно ли ему быть в Орде? — сомневались многие. — Опасно. Потому я еду с ним. И буду рядом. Он ведь мне как сын. Надо, чтобы князь своими глазами видел тех, кто больше века мучает Русь. Чтобы научился с ними разговаривать. Путь в столицу Орды был длинным. И в основном он шел по воде, по русским рекам. Только сначала полагалось собрать тюки и короба подарков хану, его женам и его мурзам. И все это погрузить в ладьи. А уж потом, попрощавшись с матерью и близкими родичами, отчалить. И вот череда судов с боярами, дружинниками, самим князем, юным Димитрием, и митрополитом Алексием двинулась по Москве-реке. А по берегам тянулись поля, леса, селения. И все это были владения московских князей. В больших селах предупрежденные загодя жители выходили навстречу каравану с иконами, низко кланялись. Потом, когда воды Москвы-реки смешались с водами более широкой Оки, московские земли закончились и начались рязанские. Прошел караван и мимо полуразрушенных, но еще по-прежнему могучих валов. Здесь стояла более века назад несчастливая столица княжества, Рязань. Но после Батыева нашествия лишь дикие звери да залетные птицы могли селиться в ее развалинах, на пепелищах. А те из горожан, кто успел укрыться в лесах и остался жив, построили новую Рязань в отдалении. После обезлюдевших рязанских земель пошли земли мещерские, потом муромские. Здесь, по преданию, полтора века назад правили городом Муромом храбрый князь Петр и мудрая его супруга Феврония, прославившиеся своей верной любовью и пожелавшие всем преградам назло умереть в один миг и лечь в один гроб. А уж потом Ока вынесла их в просторную Волгу. Они проплыли мимо Нижнего Новгорода, а затем миновали земли мусульманского народа — волжских булгар. Кончалось многодневное плавание в низовьях Волги, в левом ее рукаве Ахтубе, в грандиозном по размерам городе Сарай-Берке, куда съезжались данники едва ли не со всего света и где жили ханы Золотой Орды. Митрополит и бояре, что остались верны Димитрию, прожили с ним среди чужого народа много месяцев. Но когда в Орде с новой силой вспыхнула борьба за власть и убили очередного хана, а заодно и тех, кто был за него, владыка Алексий и бояре мгновенно собрались и увезли отрока князя, чтобы уберечь его от случайной гибели. Отрок на великокняжеском престоле Эти годы, когда в Орде то и дело менялись ханы, на Руси назвали «Великой замятней». Еще недавно Золотая Орда старательно натравливала одного русского князя на другого. На том ее власть и держалась. А теперь вдруг междоусобица стала уделом ханского рода. Однако князья с прежним усердием продолжали обхаживать сменяющих друг друга владык Золотой Орды. — Назначь великим князем меня! — говорил князь Суздальский очередному хану. — Я лучше других услужу Орде. — Нет, я! — утверждал князь Рязанский. И каждый щедро одаривал хана. «Сколько раз убеждал отца твоего быть с князьями суровее! — сокрушался митрополит Алексий. — Уж слишком он был кроток с теми, кто растаскивает Русь во все стороны! При деде твоем и при Симеоне Гордом такого бы князья себе не позволили!» Однажды ярлык на великое княжение получил-таки князь Суздальский. Но хан, выдавший ярлык, продержался у власти шесть дней. А потом убили и его. «Запомни все, что ты видишь здесь, в Орде, князь, — наставлял юного Димитрия владыка Алексий. — Ныне судьба народа русского и Православной Церкви зависит от воли случайного хана Но верю: Господь позволит нам объединить силы, и мы освободимся из этой страшной неволи». Когда Димитрию Ивановичу исполнилось двенадцать лет, власть в Орде на несколько лет захватил хан Амурат, выдавший ярлык на великое княжение юному князю Московскому. На великое княжение венчали в городе Владимире, который все еще считался столицей всей Руси. Но князь Суздальский решил не пускать Димитрия во Владимир. Вместе с войском он занял город Переяславль. «Перехвачу мальчишку по дороге и заключу в темницу», — бахвалился он. Но державшие сторону Димитрия московские бояре собрали полки, и во главе этой большой рати двенадцатилетний князь подошел к Владимиру. «Больно уж он смел да умен, а теперь еще и силен, чтобы с ним сражаться», — сказал князь Суздальский, когда увидел войско, которое за собой вел Димитрий. Пришлось князю бежать к себе в Суздаль и оттуда просить мира. «Прощу его, — решил Димитрий. — Пусть сидит в своем Суздале». Так, совсем юным, Димитрий Иванович стал великим князем. Однако прощенный им князь Суздальский не успокоился. Он снова съездил в Орду с подношениями. Дары его хану Амурату понравились. «Димитрию великим князем не быть, — объявил Амурат. — Великим князем будешь ты». Но прошли те времена, когда русские князья трепетали перед ханами. «Это ханское повеление ты можешь не выполнять, — посоветовал митрополит Алексий. — Амурат сам едва держится на престоле, и войска у него нет». И когда князь Суздальский вошел во Владимир, чтобы венчаться на великое княжение, Димитрий снова собрал войско и подошел к городу. А князь Суздальский вновь бежал в Суздаль и затворился в городских стенах. «Прощу его снова, — сказал Димитрий, — только теперь возьму с него присягу на верность». Так учился властвовать юный великий князь. Ведь мудрый властитель должен быть и строгим, и милостивым. Суздальский князь, дважды прощенный, стал другом Димитрия и даже через несколько лет выдал замуж за него свою дочь, Евдокию Димитриевну. После пожара Свадьбу играли не в Москве. К этому времени с Москвой произошло еще одно несчастье. В ней случился пожар, каких прежде не бывало. Лето 1365 года выдалось необыкновенно жарким. Все кругом: и крыши домов, и вялые листья растений — покрылось серой пылью. Первой загорелась деревянная церковь в ремесленной слободе, Посаде. И тут же на город налетел ветер. Он и погнал огонь от дома к дому. И скоро огненный вал прокатился по Москве. Москвичи уже не думали о спасении добра — самим бы уцелеть в этой огненной буре. И все устремились к рекам. «Главное, что народ сохранился, — утешал Димитрия митрополит Алексий. — А если живы люди, целы руки да головы, так и город можно заново отстроить. Еще краше будет, чем прежний». Поэтому венчались князь Димитрий и княжна Евдокия в каменном храме, что стоял в городе Коломне, у слияния двух рек — Москвы и Оки. Прошел год — и в самом деле вырос новый город. А еще произошло в нем одно большое изменение. Вместо полуразвалившейся от времени и пострадавшей от пожара крепостной деревянной стены Димитрий, посоветовавшись с боярами и мастеровыми, повелел строить белокаменные стены и башни. Камень везли зимой на санях издалека. А возводили стены опытные псковские мастера, которые уже несколько веков передавали от отца к сыну тайны своего мастерства. Князь Ольгерд Литовский Только Русь отдыхала от битв недолго. Едва рассеялись грозовые тучи на востоке, как подошли с запада. Великий князь Литвы Ольгерд собрал огромное войско и двинул его на Москву. Если бы он выступил один, с ним бы еще Димитрий справился. Но его поддержали князья Михаил Тверской и Святослав Смоленский. К тому же никто поначалу не знал, куда направляется Ольгерд, даже ближние люди. Лишь в последний миг он сказал: «Вот земля княжества Московского. Захватим ее, а заодно и самого князя». Так неожиданно страшный враг подступил к стенам города. Димитрий разослал гонцов во все концы своих владений. Но пока сил у него было немного. «Если станем биться в открытом поле — лишимся всей нашей рати. Нас спасут кремлевские стены, — решил великий князь Димитрий Иванович. — А когда подойдут наши полки, тогда и ударим с разных сторон». Ольгерд со своим большим войском разорил деревни на подступах к Москве, постоял три дня невдалеке от каменных стен Кремля, разгадал мудрый замысел молодого князя и поспешил к себе, в Литву. Впереди своего войска он гнал стада коров и табуны лошадей из разграбленных селений. Когда гроза войны миновала, митрополит Алексий объявил, что отлучает от Церкви князей-предателей, Тверского и Смоленского. Спустя год знаменитый воин Ольгерд снова появился под Москвой. На этот раз впереди войска он гнал земледельцев, которые наводили через реки мосты. Он даже запретил по дороге грабить и жечь селения, чтобы скорей встать у Москвы и чтобы Димитрий не успел подготовиться к встрече. Димитрию снова пришлось затвориться в Кремле. Только теперь на Ольгерда двинулись сразу с нескольких сторон московские полки. На девятый день стояния Ольгерд понял, что проиграл, что войско его будет вот-вот разбито, и отправил к Димитрию послов. — Не воевать я пришел, а подписать с тобой мирный договор, — объявил неожиданно Ольгерд. — Разве о мире так договариваются? — удивился Димитрий Иванович. — Разве для этого ведут свою рать под стены города? — А чтобы ты мне поверил, готов я с тобой породниться. У меня есть дочь, пусть она станет женой князя Владимира Андреевича. Двоюродному брату Димитрия Ивановича исполнилось восемнадцать лет, и был он не женат. А дочь великого князя Литовского слыла красавицей. И такая женитьба делала честь любому государю. Этим и кончился второй поход Ольгерда. Появление темника Мамая В эти годы в Орде возвысился темник Мамай. Темником монголы называли предводителя тьмы (тумэна), в которую входило десять тысяч всадников. Мамай был смелым воином и хитрым царедворцем. Он происходил из знатного монгольского рода Киятов, имевшего общего предка с родом Чингисхана. Поэтому родичи Мамая занимали важные должности в Золотой Орде и пользовались там большим почетом. Самому же Мамаю выпала честь жениться на дочери хана Мухаммеда Бердибека, сына ханши Тайдулы, которая прозрела по молитве митрополита Алексия. Удачная женитьба помогла Мамаю стать наместником Крыма и всего Северного Причерноморья. «Ты хорошо управляешь доверенными тебе землями, — сказал ему однажды хан. — Тобой довольны все местные жители. К тому же ты прослыл отважным и мудрым воином. За это я назначаю тебя беклярбеком». Должность беклярбека была у монголов одной из самых важных. Беклярбек стоял во главе войска и верховного суда, ведал сношениями с другими странами. Иными словами, он был главным министром. Хан Бердибек правил недолго. И когда его не стало, пресеклась законная династия. Из-за того-то и началась в Золотой Орде та самая «Великая замятня», когда один хан сменял другого. А менял ханов беклярбек Мамай. Он свел дружбу с правителями соседних земель — литовцами и генуэзцами. А столицей его владений был город Орда, стоявший в низовьях Днепра — там, где сейчас плещутся воды Каховского водохранилища. К 1366 году Мамаю удалось подчинить себе всю западную часть Золотой Орды, от Крыма до правого берега Волги. Вот только ханом он стать не мог, потому что по монгольским законам верховным владыкой мог быть лишь потомок Чингисхана. Поэтому Мамай довольствовался тем, что сажал на ордынский трон послушных ему людей. Когда в июне 1370 года умер хан Абдуллах, Мамай провозгласил новым правителем Золотой Орды восьмилетнего Мухаммеда-Булака, а сам по-прежнему продолжал править вместо хана Мухаммед-Булак оставался ханом Мамаевой Орды до 1380 года, пока не погиб в Куликовской битве. Михаил Тверской Димитрий уже несколько лет не слал дани в Орду. Пока ханы дрались между собой, им было не до русских земель. И тогда в Орду поехал князь Михаил Тверской. «Димитрий не шлет тебе никакой дани. Он не уважает тебя, — сказал Михаил хану и предложил: — Передай мне ярлык на великое княжение, и я стану каждый год привозить тебе караваны мехов, серебра и золота». Так он и получил ярлык от хана. Только одного ярлыка было уже недостаточно. И Михаил вернулся на Русь вместе с ханским послом, важным вельможей, которого звали Сары-ходжа. «Ты больше не великий князь. Великим князем станет Михаил Тверской. Ты же должен приехать в город Владимир на его венчание», — написал Сары-ходжа Димитрию. В прежние времена русские князья затрепетали бы от страха, получив такое послание. Но Димитрий не испугался. «Посла надо перехитрить», — посоветовал митрополит Алексий. И Димитрий послал такой ответ: «Михаила в землю Владимирскую на княжение не пущу, а тебе, послу, путь в Москву чист». Димитрий перекрыл все дороги, и Михаил не смог попасть во Владимир. «Мы знаем одного великого князя — Димитрия Ивановича. Любим его и будем ему верны», — говорили Михаилу Тверскому повсюду, куда бы он ни направлял свой путь. А посла приняли в Москве с почетом, поднесли ему множество даров. «Теперь я вижу, что Михаил — скупой князь, а ты — князь добрый, и я буду тебе помогать, — сказал Сары-ходжа. — Только прошу тебя, съезди к Мамаю, скажи, что ты послушен ему, больше ничего не надо. И он вернет тебе ярлык на великое княжение». Пришлось Димитрию Ивановичу собираться в Орду к Мамаю. В 0рду за титулом «Князь, не езди в Орду, просим тебя, — говорили бояре. — Коварный Сары-ходжа приготовил там твою гибель». Весь московский народ уговаривал Димитрия остаться. Но великий князь понимал: нужно или вступить в открытую битву, или изобразить смирение. «Воевать нам пока рано. Силы не хватит, — сказал и владыка Алексий. — Понимаю, сколь опасна для тебя эта поездка, но отказываться от нее еще опаснее. А потому благословляю тебя, Димитрий, поезжай». Перед отъездом Димитрий Иванович долго молился, прося Господа заступиться за землю Русскую. Митрополит провожал его до реки Оки. Он бы поехал и в саму Орду, но дела держали его в Москве. Со всех бояр, что сопровождали великого князя, он взял клятву беречь жизнь Димитрия. В те месяцы, пока великого князя не было в Москве, на землях московских началась засуха. Обращая свой взгляд на солнце, люди видели на нем черные пятна, словно кто-то вбил в дневное светило гвозди. Два летних месяца стояла жара, и с неба не упало ни капли. Над землею сгустилась черная мгла из тумана и пыли. Она скрывала из виду купола церквей. Птицы боялись летать и стаями бегали по земле. «Уж не дурные ли это знамения? — спрашивали себя жители Московского княжества. — Каково там, в Орде, приходится нашему князю?» И наконец разнеслась весть: великий князь возвращается живым и здоровым. И хан, и ханша, а главное, темник Мамай — все приняли Димитрия ласково, утвердили его на великокняжеском престоле и согласились брать с Московского княжества совсем небольшую дань. Михаил же Тверской получил от Мамая особое послание. «Ищи себе покровителей где хочешь», — писал Мамай. Так Русь обрела еще несколько лет покоя, а Димитрий в эти годы постепенно собирал силы. Побоище на реке Пьяне Уже многие княжества поддерживали Москву. Даже Михаил Тверской подписал с ней договор, навсегда признав главенство князя Московского. И настал день, когда русские полки первый раз за сто с лишком лет сразились с воинами Орды и победили. Сражение это разыгралось на реке Воже. Но ему предшествовала другая битва, точнее, даже не битва, а избиение русского воинства. Пользуясь «замятней», которая продолжалась в Орде, князья уже несколько лет не слали Мамаю дань. И он решил проучить подвластный ему народ. Как раз тогда у Мамая появился новый молодой полководец — Араб-шах Муззаффар (на Руси его называли царевичем Арапшей). Ему-то Мамай и поручил наказать русских князей. Хотя бы самых ближних, княживших в Нижнем Новгороде. Об этом намерении Мамая лазутчики немедленно донесли Димитрию Константиновичу — тому самому, который прежде княжил в Суздале, а теперь взял под свою руку и Нижний Новгород. Дочь его Евдокия теперь была женой Димитрия Ивановича. Великий князь быстро собрал войско и привел его на помощь старшему родичу. Однако о приближении врагов ничего не было слышно. И потому Димитрий Иванович вернулся в Москву. А сборные русские полки отправились к берегам реки Пьяны, чтобы встретить там войско Араб-шаха. Воины по пути храбрились, говорили, что, забоявшись такой великой силы, царевич Арапша без боя вернется назад в Орду. Да и новостей никаких от лазутчиков не было. Меж тем дни стояли жаркие. В железных доспехах по такому пеклу долго не высидишь, особенно если ожидание кажется бессмысленным и длится не один день. О враге по-прежнему было ничего не слышно. И воины стали скидывать доспехи. Оружие сложили на телеги, а сами разбрелись кто куда. Развлекались охотою и даже бражничали. Вот тут-то и нагрянула вражья конница. Все ее проглядели: и лазутчики, и ближние дозорные. А провели врага тайными путями несколько местных жителей. Случилось это 2 августа 1377 года. Мало кто спасся, вышел живым из страшной бойни. Одни бросились к телегам, да в суматохе не могли отыскать оружие. Другие кинулись бежать к реке. Третьи пытались впопыхах натянуть кольчуги. Многие были повязаны и взяты в плен. Нижний Новгород остался без защитников. Димитрий Константинович объявил жителям, чтоб немедленно покидали город, уходили вверх по течению Волги. Сам же он с оставшейся небольшой дружиной помчался в Суздаль. Несколько дней войско Араб-шаха грабило опустевший город, окрестные села и жгло деревянные церкви. Первая победа Великий князь Димитрий Иванович понял, что на этом Мамай не успокоится. В середине 1378 года он узнал, что в степях Орды собирается большая рать, чтобы выступить в поход против Рязанской земли, а потом дойти и до Москвы. Димитрий быстро собрал дружину по своим городам. И в начале августа его войско переправилось через Оку рядом с Коломной. Воины хорошо помнили прошлогоднее несчастье, поэтому продвигались осторожно, медленно, в полной готовности к внезапному бою. Подойдя к реке Воже, которая впадает в Оку, великий князь остановил свое войско. Именно сюда, если верить лазутчикам, должна была подойти и ордынская рать. И он не ошибся. Скоро два войска, разделенные рекой, встали друг против друга. «Что стоим, медлим? — удивлялись некоторые молодые ратники. — Переправимся быстро и разобьем вражью силу!» Но великий князь знал, что во время переправы через реку войско становится уязвимым для противника, а потому спешить с переправой не стоит. У кого не хватит терпения ждать, тот и проиграл битву. Конница противника сомнет его, утопит в реке. Судя по всему, это понимал и предводитель вражеского войска, мурза Бегич. Поэтому две рати несколько дней стояли друг против друга. Бегич пришел на Русь с большим обозом. Это подтверждало, что собрался он в путь далекий, до самой Москвы. Наконец Димитрий решился. Только не переправляться через реку, а, наоборот, отойти. Сделать вид, что русские испугались, отступили. Войско отошло версты на три и изготовилось к мгновенному нападению. Хитрость удалась. Одиннадцатого августа, ближе к вечеру, ордынцы стали переправляться через реку и неспешно продвигаться вперед. Подождав, пока их переправится около половины, русские бросились на врага. Полком правой руки предводительствовал многоопытный воин, окольничий Тимофей Васильевич Вельяминов. Он приходился дядей великому князю. Полком левой руки руководил князь Данила Пронский. А уж главный, серединный полк, который держал основной удар, вел сам Димитрий. Воины Орды привыкли к тому, что русские пугаются одного их вида. Однако на этот раз рать князя Московского их вида не устрашилась. Русская конница обрушилась на ордынцев, когда они были вовсе не готовы к бою, и смяла их первые ряды. Те из Бегичева войска, кто только что переправился, бросились назад в реку, топя своих же, готовившихся выбраться на берег. Ратники в легких доспехах врубались во вражеский строй. Что-то громко кричали татарские сотники. Но крики их тонули в лязге мечей, крушивших доспехи, и конском топоте. Уже наступили сумерки. Многие порывались преследовать опрокинутое в реку ордынское воинство. Но великий князь не позволил: «Гнать врага только до реки. И не далее». Он хорошо знал хитрость, которую часто применяли ордынцы: сделать вид, что пускаешься в бегство, заманить врага в глубь степи, а потом наброситься на него со всех сторон. Мало ли что могло приключиться во мраке? Похоже было, что большая часть войска Бегича перебита. «Рассветет, тогда и продолжим битву», — говорили ратникам воеводы. Однако с рассветом на реку надвинулся густой туман и белой стеной загородил противоположный берег. Сколько ни вслушивались русские воины, не могли уловить ни звука. «Уж не хитрость ли какую измыслили татары?» — настороженно спрашивали многие. Великий князь и сам терялся в догадках. Наконец к полудню туман стал расходиться. И все увидели огромный обоз, пустые шатры. Но не было на том берегу ни одного человека. Едва переправившись в сумерках через реку, ордынцы бежали. Они бросили всё, лишь бы поскорее умчаться подальше. Оставили всех своих раненых и убитых. Многие знатные ордынские военачальники полегли на берегу Вожи. Был среди них и сам мурза Бегич, на которого указали Димитрию плененные. Потери же в русском войске оказались небольшими. Такой победы великий князь не одерживал еще никогда. Благословение святого Сергия Радонежского Мамай впал в ярость, увидев остатки своего войска, бежавшего от реки Вожи. Хотел он немедленно идти на Москву, разорить, сжечь дотла каждое русское селение. Только не осталось у него такой рати, чтоб выступить в поход. Поэтому он решил потерпеть, поднабрать новое войско и уж потом уничтожить великого князя, чтоб и памяти о нем не осталось в народе русском. Москва же с радостью и тревогой встречала своего победителя князя. «То была проба, теперь станем готовиться к настоящей битве», — сказал Димитрий. В тот год, не дожив до победы несколько месяцев, скончался святой митрополит Алексий, духовный наставник Димитрия Ивановича и чудотворец. Он прожил долгую жизнь и, как многие святые, предвидел свою кончину. За несколько дней до смерти Алексий совершил Божественную литургию, причастился Святых Тайн, а потом тихо простился с князем, дал ему последние наставления. Почти полтора века страдала Русь под игом Орды. Сколько раз вражеские полчища разоряли города и селения, грабили церкви, убивали старых и молодых, бесчестили женщин. Гордые дочери русских князей становились служанками в ханских шатрах, исполняли черную работу. Каждый год с русских земель шли обозы с данью. И поэтому многие города нищали, едва успевали собраться с силами после очередного разорения. А князья, вместо того чтобы объединиться, боролись друг против друга, постоянно наводили татар то на одно княжество, то на другое. И от этой вражды Русь страдала не меньше, чем от ордынского ига. Но наконец наступило время, когда русские княжества под водительством Москвы стали объединяться. «Довольно терпели, — сказал великий князь Димитрий. — Настала пора дать Орде бой». Однако и Мамай не дремал. Он ругал себя за то, что поздно разглядел опасность. А разглядев, стал собирать огромное войско. Мамай желал не просто проучить Димитрия, а повторить великий поход на Русь, который совершил когда-то хан Батый. Чтобы ни у одного русского князя не возникало больше желания сопротивляться Орде. Чтобы и внуки, и правнуки князей с рождения ощущали себя ее слугами и данниками. Два года Мамай собирал из соседних земель наемников. Были среди них и генуэзские воины, что выросли в крымских городах, и храбрецы с Кавказских гор. Он уговаривал поучаствовать в разгроме Руси литовского князя Ягайло, который стал властвовать после смерти отца, Ольгерда. Димитрий Иванович также собирал рать. И не только собирал. Созванные в ополчение крестьяне умели лишь пахать да сеять. Не было у них ни оружия, ни доспехов, хотя бы и легких. Требовалось спешно обучить их воинской науке и вооружить. По княжьему приказу день и ночь ковали для них латы, мечи, боевые топоры, кистени, щиты. Опытные воины наставляли новобранцев. Вся земля Русская готовилась к страшной битве. К середине лета все на Руси уже знали, что Орда снялась с места и медленно продвигается к границам земли Русской. Враги гнали вместе с собой сотни табунов и овечьих стад. Тысячи юрт, поставленных на телеги, следовали за войском. На привалах Мамай с гордостью объезжал свою рать. Столько воинов у него не было никогда. Да и на Русь он вел войско впервые. Незадолго до выступления в поход Димитрий Иванович собрал православных князей, что были тогда в Москве, и вместе с двоюродным братом Владимиром Андреевичем, боярами и верной дружиной отправился за благословением к Преподобному Сергию Радонежскому. Отца Сергия называли великим печальником земли Русской, игуменом всея Руси. Каждый православный человек чтил его имя. — Ты уже знаешь, отче, — обратился к нему великий князь, — что ордынский темник Мамай двинул на Русь всю орду безбожных татар. Помолись же, отче, чтобы Бог избавил нас от беды. Святой старец был крестным отцом двух детей Димитрия Ивановича. Еще при жизни митрополита Алексия он часто беседовал с великим князем и наставлял его. Сейчас Димитрий стоял перед ним на коленях и ждал благословения. Преподобный Сергий Радонежский осенил его святым крестом, а потом произнес с воодушевлением: — Иди, господине, безбоязненно. Господь поможет тебе на безбожных врагов! — А потом он понизил голос и тихо, так, чтобы слышал один великий князь, сказал: — Победишь врагов своих! В то время в обители Живоначальной Троицы, которой предстояло стать прославленной Свято-Троицкой Сергиевой Лаврой, совершали монашеский подвиг два выходца из боярских семей — уроженец Брянской земли Александр Пересвет и бывший любецкий боярин Андрей Ослябя. Прежде их знали как славных воинов, доблестных богатырей. Преподобный Сергий благословил их на ратный подвиг и повелел им присоединиться к княжеским полкам. На прощание святой Сергий Радонежский благословил и всю княжескую дружину, окропил ее святой водой. «Господь Бог да будет твой помощник и заступник: Он победит и низложит супостатов твоих и прославит тебя!» — таковы были напутственные слова святого старца. И полетела по земле Русской молва о том, что великий князь ходил к преподобному Сергию Радонежскому и получил благословение на битву с Мамаем. И потянулись новые люди в войско Димитрия. А некоторые князья, что подумывали примкнуть к Мамаеву войску и поживиться на московских землях, отказались от своего намерения. Среди них был князь Олег Рязанский. Как узнал он о благословении святого Сергия, так и решил, что не станет воевать на стороне Орды. «Если уж Димитрия благословил сам отец Сергий, значит, великий князь победит Мамая, — решил он. — Так не лучше ли мне оставаться в своем княжестве?» Общий сбор Ясным тихим утром выходили полки Димитрия Ивановича из Москвы. Их провожали священники с крестами и иконами, женщины, старики и дети — великий князь оставлял их на воеводу Федора Андреевича по прозванию Свибло. «Победы вам, победы, родные наши заступники!» — кричали горожане. Князь в последний раз помолился над могилами своих славных предков, государей московских, в последний раз нежно обнял рыдающую жену и сказал ей: «Бог — наш заступник!» А потом сел на коня и помчался обгонять войско. Пятнадцатого августа по старому стилю, в праздник Успения Пресвятой Богородицы, в Коломне, на просторном Девичьем поле, князь выстроил ополчение и сам поразился тому, сколь оно огромно. Больше ста пятидесяти тысяч ратников, конных и пеших, предводительствуемых знаменитыми князьями и боярами, стояли в его рядах. Никогда прежде, даже в самые лучшие времена Руси, князья не собирали столь большое войско. Здесь с москвичами соседствовали суздальцы и владимирцы, псковичи и ростовцы, смоляне и тверичи. Еще недавно случалось им воевать друг с другом. А теперь превращались они в единый русский народ. — Княже, лазутчики доносят, что Мамай объединил Орду и привел ее на Дон, — доложили Димитрию. — Уже три недели стоит он там и ждет, когда с ним соединится великий князь Литовский Ягайло. — Нельзя допустить, чтобы Ягайло успел к Мамаю, — ответил Димитрий. — Надо выступать. Святой Сергий Радонежский предрек князю, что грядущее сражение будет страшным, кровопролитным, что полягут в нем многие храбрые витязи. И сейчас Димитрий с волнением и болью озирал полки — московские, суздальские, владимирские, ростовские… Кому из них суждено увидеть победу? Кто останется лежать на поле боя? Из Коломны русское войско двинулось к Лопасне. Оно шло вдоль Оки, отдалившись от берега, чтобы с другой стороны был не так виден ход огромной рати. А в это время в Лопасне уже вязали плоты, чтобы переправлять русские полки на другой берег. Пока одни воины переправлялись, другие могли отдохнуть, умыться светлой окской водой. Подходили новые отряды ратников. Особенно радовался великий князь пешим воинам. Лазутчики донесли ему, что на сей раз в ордынское войско набрано много пеших бойцов. Потому и Димитрий велел добрать пешцев. И еще дал строгий приказ: не нанести никакого урона Рязанской земле. Эту многострадальную землю Орда разоряла едва ли не каждое лето. И князю Олегу Рязанскому всякий раз приходилось укрываться в лесах вместе с малочисленной дружиной. Теперь же Мамай призвал его присоединиться к Орде и выступить вместе против Димитрия Донского. Не подчиниться Мамаю было опасно, но и воевать против великого князя Олег не желал. Поэтому он делал вид, будто не замечает передвижения русских полков по его земле. А Димитрий в ответ строго-настрого приказал, чтобы и единый волос не упал с головы рязанцев. Сам великий князь переправлялся последним, уже в ночной темени и тиши. Замершее пространство заливала зыбким светом луна. Другая такая же, отраженная, раскачивалась в темной воде. И еще кое-где шумно плескались рыбины. На Куликовом поле Вечером 7 сентября 1380 года великий князь построил свое войско в боевой порядок между реками Доном и Непрядвой. Ночью он сделал смотр ему. Еще раз порадовался, глядя на брянские и полоцкие дружины, вставшие по правую руку. Их привели принявшие его сторону князья Андрей и Димитрий Ольгердовичи — дети некогда грозившего Москве великого князя Литовского, который в последние дни своей жизни покаялся и принял монашескую схиму, а сыновьям завещал дружить с Димитрием Московским. Они примкнули к русской великой рати вблизи урочища Березуй. Во главе их встал сам Андрей Ольгердович. Ранним туманным утром, в последние часы перед битвой, неожиданно прибыл инок Нектарий с грамотой от преподобного Сергия Радонежского. Святой Сергий решил воодушевить войско и снова призывал князя и всех его ратников сражаться мужественно и не терять веры в то, что Бог увенчает их дело славной победой. Узнав о послании великого старца, даже слабые духом воспрянули. И все до единого воины, молодые и старые, готовы были положить свою жизнь за православную веру, Отечество и князя. До полудня над полем Куликовым все еще стоял туман. Великий князь отдавал последние распоряжения. Он останавливался у каждого полка, чтобы сказать ободряющие напутственные слова. Его уговаривали не ввязываться в бой, а наблюдать за битвой издали. «Долг князя, — говорили ему, — следить за ходом сражения, подвигами воинов и награждать достойных. Мы все готовы на смерть. А ты, княже, живи. Без тебя не будет и победы». В последний раз великий князь объехал войско. Всюду колыхались знамена, под неярким сентябрьским солнцем поблескивали доспехи. Князь останавливался перед каждым полком и вдохновлял ратников на битву. И отовсюду слышал: «Боже! Даруй победу князю нашему!» Наконец туман рассеялся, и все увидели, что напротив спустилась с холма бесчисленная татарская рать. А на вершине в окружении вооруженных ордынцев стоит шатер. «Где шатер, там и Мамай», — подумал великий князь и занял место в передовом полку. Неожиданно с татарской стороны выехал богатырь Челубей. Роста он был преогромного, вида престрашного. В старину большие битвы нередко начинались единоборством самых грозных воинов. Усмехающийся Челубей двинул могучего коня вдоль русского строя. И закручинился великий князь. Много в его полках храбрых воинов, но где найти такого же страшного великана? А торжествующий Челубей похвалялся силою, выкрикивал обидные слова, глядя, как русские воины в смущении отворачиваются, словно не видят его. И вдруг навстречу татарскому богатырю выехал богатырь русский. Это был инок Александр Пересвет. Он отправился на битву без лат и шлема, в черном монашеском одеянии, с большим копьем в руке. Соперники погнали коней навстречу друг другу, столкнувшись, пронзили друг друга копьями и оба упали мертвые вместе с конями. Это и стало знаком к началу битвы. Первым схватился с передовой татарской конницей сторожевой полк. Димитрий поначалу бился вместе с его воинами. Потом, вернувшись к еще не вступившему в битву серединному полку, он стянул с плеч алый княжеский плащ и подозвал к себе боярина Михаила Бренка. Князь отдал ему свой плащ и отливающий золотом шлем, а себе велел принести доспех простого воина. — Не дело это — князю лезть в пекло боя, — решился сказать Бренок. — Посмею ли я призывать вас идти вперед, если сам останусь позади? — ответил князь. — Ты будешь стоять за серединным полком под великокняжеским стягом, а я стану подбадривать ратников. И сразу полки пошли на полки. Один воин убивал другого. Конные топтали пеших, а пешие разили конных. Сотни сброшенных с лошадей всадников старались уползти из-под конских копыт. На них падали новые ратники. Их топтали свои и чужие. Грохотали тысячи мечей, рубивших доспехи. Земля стала влажной и липкой от крови. Мало кому из раненых посчастливилось доползти до края поля. Многие тысячи тел были втоптаны в землю. И пока доверенный боярин Михаил Бренок стоял под знаменем великого князя, сам Димитрий в доспехе обычного ратника бился где-то среди передового полка, который принял на себя главный удар. Никогда еще не знала Русь столь грандиозного сражения. Казалось, сама земля не выдерживает, прогибается от множества бьющихся людей. А вдали от поля Куликова в святой обители преподобного Сергия Радонежского молились за победу русского оружия все иноки. И великий старец, провидя сквозь расстояние, сообщал монахам о ходе тяжкой битвы. Татарских воинов было больше, и они стали напирать. Русские ратники хоть и гибли тысячами, порой отступали перед великой силой. Было мгновение, когда ордынцы едва не захватили великокняжеские знамена, и немалая часть дружины полегла, отстаивая их. И все же наступил страшный миг, когда алых стягов с золотым образом Христовым не стало видно. Но не зря таился в засаде среди густой дубравы свежий полк во главе с двоюродным братом великого князя, Владимиром Андреевичем, и опытным воеводой, князем Димитрием Михайловичем Боброком-Волынским. Его еще вечером отвел туда Димитрий Иванович. — Гибнут лучшие наши воины! Пора! — восклицал то и дело Владимир Андреевич. — Как можно стоять в бездействии?! — Обожди, — остужал его горячность воевода, — еще не время. Погибнуть легко, нам же надо победу добыть. И Владимир Андреевич с тоской смотрел, как тысяча отборных всадников Мамая мчится мимо дубравы, чтобы ударить в тыл отступившему, обессилевшему русскому полку левой руки и уничтожить его полностью, до последнего воина. Тогда-то князь Димитрий Боброк-Волынский и обнажил меч: — Теперь настало наше время. Прошло несколько часов небывалой битвы. Приближались сумерки. И татары, и русские воины двигались уже с трудом. Многие были изранены, сил не осталось ни у кого. Лишь обезумевшие от запаха человечьей крови лошади, потерявшие седоков, носились по полю. Наблюдая с холма, как отборная его тысяча мчится, чтобы окончательно раздавить русское войско, Мамай громко радовался. Ему даже поднесли победную чашу кумыса. И тут засадный полк вырвался из дубравы, ударил в тыл коннице, которой так гордился Мамай, бросился крушить врагов. Скоро только и осталось от лучшей Мамаевой тысячи, что груды поверженных наземь мертвых тел да мечущиеся кони. Этот успех засадного полка вдохнул новые силы в русские дружины. И судьба битвы была решена. Татарские полководцы сами обычно не рубились с врагами. Они наблюдали за боем издалека, с высоких холмов. Так весь день вел себя и Мамай. С холма он увидел, как побежали его воины. Он еще попытался вызвать тысяцких, задержать бегущих. Но потом приказал слугам сворачивать шатры и выставить ограждение из телег. А к нему уже прорывался полк, который вели Владимир Андреевич и Димитрий Боброк-Волынский. «Что вы медлите! — истошно крикнул Мамай своим телохранителям. — Ведите скорей коней!» Он так мечтал о славе великого полководца. Ведь каждый день своей жизни Мамай одерживал победы. Только оружием его были коварство да хитрость. Он побеждал, строя козни врагам. И вот настал черед настоящей битвы, великого сражения. И битва эта кончалась его позором. Теперь надо было бежать, спасаться. Мамай вскочил на коня и вместе с телохранителями помчался в степь. А еще недавно грозное, слаженно действовавшее ордынское войско превратилось в стадо, потерявшее вожака, и в ужасе устремилось следом за своим предводителем. Русские полки гнали врага до самой реки Красивой Мечи. Немногим супостатам удалось спастись. Князь Владимир Андреевич стал посреди поля под княжеским знаменем и велел трубить победу. Со всех сторон собирались к нему израненные князья и бояре. Не было лишь самого великого князя. «Где Димитрий? Кто видел великого князя?» — с тревогой вопрошал Владимир Андреевич. Бояре о том же расспрашивали воинов. Но никто не мог ничего сказать толком, хотя многие были свидетелями тому, как храбро бился Димитрий Иванович. Наконец кто-то рассказал, что заметил великого князя, когда тот, израненный, в окровавленной одежде, брел, шатаясь, к краю поля. Сумерки сгущались. Владимир Андреевич боялся, что двоюродный брат истекает кровью где-нибудь под кучей мертвых тел и, лишенный помощи врачевателей, может к утру умереть. В ужасе приказал он искать Димитрия среди мертвых. Великого князя долго не находили. Наконец обнаружили лежащим под деревом. Тут и выяснилось, что, оглушенный ударом, он упал с коня в последний час битвы, добрался, шатаясь, до тихого места да так и лежал здесь без памяти. Владимир дрожащими руками снял с него шлем, расстегнул доспех, разорвал на груди окровавленную рубаху. Глаза великого князя были закрыты. Казалось, жизнь покинула его. Однако он открыл глаза. «Князь, мы победили!» — восклицали все, кто был рядом. Димитрию помогли подняться. Он увидел радостные лица, знамена, обнял брата, потом стал обнимать всех воинов и поздравлять их с победой. Победа эта была и счастливой, и горькой. Восемь дней оставалось войско на Куликовом поле, чтобы собрать убитых и похоронить их с честью на холме над рекой, чтобы хоть немного залечить раны. Изранен же был каждый из оставшихся в живых. Из ста пятидесяти тысяч воинов вернулось домой лишь тысяч сорок. Сто десять тысяч героев легли мертвыми на Куликовом поле. И все же впервые Русь узнала, что Орду можно одолеть. Русские полки возвращались в Москву, чтобы разойтись по своим землям. В каждом селении, в каждом городе народ выходил навстречу победителям. Люди встречали князя и его войско с улыбками счастья, как ангелов-хранителей. Теперь уж никакой враг не посягнет на Русь, надеялись многие. А князь Димитрий, которого после великой битвы прозвали Донским, снова отправился к преподобному Сергию Радонежскому. В Троицкой обители отслужили панихиды по погибшим героям. По совету святого старца решено было каждый год отмечать их память в субботу перед 26 октября (8 ноября по новому стилю) — днем святого Димитрия Солунского, небесного покровителя великого князя. И с тех пор день, когда поминают всех воинов, сложивших голову за Отечество, зовется Димитриевской родительской субботой. Смерть Мамая Униженный, поруганный, Мамай бежал в свои улусы (уделы), скрежеща зубами в бессильной злобе. Он надеялся собрать новое войско, чтобы отомстить Димитрию. Пусть на это уйдет все богатство, собранное им за жизнь. Он отплатит сполна за позор князю Московскому, уничтожит Русь, сотрет с лица земли ее города и навсегда смоет свой позор. Однако ему навстречу с большим войском вышел другой ордынец. Звали его Тохтамыш. Потомок Чингисхана и Батыя, он предъявил права на их престол после смерти Мухаммеда-Булака, погибшего в Куликовской битве. Остатки Мамаевой рати бились с войском Тохтамыша у реки Калки, где когда-то русские князья были впервые разбиты воинами Чингисхана. После этой битвы Мамай лишился почти всего войска. Многие из уцелевших воинов перешли на сторону Тохтамыша, признав его, потомка Чингисхана, законным правителем Орды. Правда, у Мамая остались телеги с собранным за годы правления добром. С этим добром он бежал в крепость Кафу, что стояла на месте нынешней Феодосии. Осевшие там генуэзцы обещали сохранить ему жизнь, но коварно убили его, чтобы завладеть остатками казны. Тохтамыш после победы над Мамаем послал русским князьям весть о том, что разгромил их врага и встал во главе Орды. Димитрий Донской наградил послов дорогими подарками и отослал дары новому хану. Для войны с Тохтамышем у него не было сил. Все продолжали торжествовать победу, а он уже понимал, что близка новая беда. Новое разорение Руси Всего два года минуло после Куликовской битвы, а Тохтамыш уже потребовал, чтобы все князья русские явились к нему в Орду как данники. «Давно ли мы радовались победе, одержанной на Дону? — говорили русские люди. — Неужели столько жизней отдано зря?» Великий князь не поехал в Орду и даров посылать не стал. А Тохтамыш принялся тайно готовиться к походу на Русь и неожиданно подступил с войском к самым ее границам. С печалью узнал Димитрий Донской, что князь Олег Рязанский поспешил хану навстречу и стал служить ему проводником по незнакомым местам, указывал лучшие броды через реки. Да и некоторые другие князья тоже перепугались и выслали новому хану дары. У Димитрия Донского не было войска, чтобы перекрыть путь Тохтамышу. Не так много бойцов, готовых к сражениям, осталось после Куликовской битвы. А новые еще не подросли. И все же великий князь отправился для спешного набора рати в Кострому, а Владимир Храбрый — в Волок Ламский. А в Москве без Димитрия сразу начались раздоры и возмущение. С особенной силой они разгорелись, когда и митрополит объявил о своем отъезде в Тверь с великой княгиней Евдокией. И все же три дня Тохтамыш стоял около московских стен. Поняв, что каменная крепость неприступна, он уже раздумывал, не отойти ли, однако потом решил пойти на хитрость. Русские князья, которые были при Тохтамыше, согласились выйти вперед и кричать, что хан добрый, никому зла не желает. Он-де хочет один, без войска, войти в город, чтобы полюбоваться им. Наивные москвичи поверили этим словам и раскрыли ворота. Ханские воины мгновенно ворвались в город и принялись убивать, грабить, жечь. В страшном пожаре погибли многие жители. Обратились в пепел многие книги, которые бережно собирал Димитрий по разным городам. Эти древние рукописные сочинения мы никогда уже не прочтем. Из Москвы Тохтамыш отправился разорять и жечь другие русские города. Против него боялись выступить. Лишь один Владимир Храбрый гнался за полками Тохтамыша и истребил шесть тысяч его воинов. Не миновал беды и Олег Рязанский, указавший врагу удобные броды. Войско хана вторглось на его земли и разграбило их так, словно был он Тохтамышу не союзник, а лютый враг. Вернулся великий князь в Москву, а богатого многолюдного города как не бывало. На месте его высились кучи остывших, обугленных развалин, да ветры гоняли меж ними вихри из пепла. Снова, как его прадеды, князь хоронил мертвых, а потом стал собирать живых, чтобы отстраивать заново города и селения. Никто из русских людей не винил его в новом нашествии. Столько воинов полегло в битве с Мамаем, а новые полки за два года не вырастают. Однако почти каждый житель земли Русской проклинал князя Олега Рязанского, который, забыв уроки прежних времен, привел хана на Русь. Спустя немного времени Тохтамыш сам запросил мира. Великий князь на мир согласился. Только пришлось ему отослать своего старшего сына, Василия, к хану с дарами. А Тохтамыш сделал Василия заложником, как и некоторых других княжеских сыновей. «Потерпи немного, — пересылал с верными людьми наказ сыну Димитрий Иванович, — потерпи за Русь. Дай накопить силы, и мы сбросим иго». Прошло несколько лет, и Василию, уже взрослеющему, удалось сбежать с купцами и окольным путем, через княжества Молдавское и Литовское, вернуться в Москву. Свет памяти Только тридцать девять лет прожил на земле Димитрий Иванович, названный народом Донским. Из них двадцать шесть он был великим князем и нес ответ за Русскую землю перед Богом и своим народом. Никто, глядя на него, человека еще не старого, наделенного могучим сложением и зычным голосом, не догадывался, что князь болен. После удара, оглушившего его на Куликовом поле, Димитрий Донской тяжко занедужил, но скрывал это от многих. Иногда ему становилось лучше, потом болезнь возвращалась. В середине мая 1389 года великий князь почувствовал, что силы его на исходе, и призвал к себе святого старца, Преподобного Сергия. Святой Сергий Радонежский помог ему составить духовное завещание и подготовил его к переходу в иной мир по православному обычаю. Девятнадцатого мая вся Москва узнала о кончине князя, и не было вести более скорбной в те дни! После святого Александра Невского ни один князь на Руси не пользовался такой любовью народной. Димитрия Донского хоронили в Архангельском соборе рядом с могилами отца, деда и прадеда, а при отпевании среди многих духовных лиц присутствовал и святой старец Сергий Радонежский. В горести великой прощалась Русь со своим героем. Имя его навсегда останется среди других славных имен воинов и полководцев, посвятивших жизнь защите Отечества. В 1988 году Русская Православная Церковь причислила Димитрия Донского к лику святых. Память святого благоверного князя празднуется 1 июня (19 мая по старому стилю).